Импрессионистическая драма «Месяц в деревне» в «Театре Луны»

«Искусство ценно тогда,
когда мы в нём чего-то не понимаем…»
Из лекции искусствоведа Павла Руднева
«Почему возникает режиссерский театр…»

Ремарка.
На календаре 2 декабря 2023 года. Перед нами партер «Театра Луны на Малой Ордынке» и затемнённая, пока ещё занавешенная сцена. Раздаётся первый звонок, и зрители с торжественной деловитостью начинают растекаться по залу. Над ними витает приятный невидимый шлейф парфюма, смешанного с ароматами кофе из буфета. В толпе заметно выделяется высокий, привлекательный, мужчина средних лет. Аристократичное волевое лицо гладко выбрито и на первый взгляд кажется невозмутимым, но всё же на нём можно прочитать плохо замаскированный восторг и некоторую растерянность. Восторг вызван несколькими причинами: во-первых, он снова в любимом театре, во-вторых, по пригласительному билету, в-третьих, сегодня тот редкий случай, когда наш очаровательный незнакомец не только не опоздал, но и прибыл в театр на конном экипаже (зачёркнуто и исправлено на метро) одним из первых. Причиною же растерянности стал тот примечательный факт, что до сего дня все многочисленные постановки в этом театре он смотрел исключительно с балкона. И уже настолько привык к определённой геометрии зала, ракурсу, к сцене, которая всегда внизу и на некотором отдалении, что испытывал чувство, как будто попал сюда впервые. Подмостки с шестого ряда казались неправдоподобно близкими. Не покидало ощущение праздника от всего, что окружало: от нарядных зрителей, их запахов, перемешанных с запахом театра, от предвкушения спектакля, который вот-вот начнётся и даже от ранней новогодней ёлки, которая уже стоит в фойе. Зрители, наконец, расселись по своим местам, прозвучал третий звонок…
Все дружно набрали воздуху в грудь, чтобы похохотать но…

Ольга Ломоносова в роли Натальи Петровны и Вероника Лысакова в роли Верочки. «Месяц в деревне» в «Театре Луны на Малой Ордынке».

I.
Поднялся занавес. И действие началось отнюдь не с классической забавной сцены карточной игры Анны Ислаевой с гувернёром Шаафом, которая призвана с первых мгновений задать истории комедийный тон, а с полумрака и грустной фоновой музыки, настраивающей зрителя на тревожное и даже в какой-то степени сентиментальное настроение. На сцене соткалась из знойного летнего ветерка юная девушка, точнее полупрозрачный девичий силуэт, в котором угадывалась воспитанница дома Ислаевых Верочка. И вот Верочка порхает по сцене, звучит музыка и какое-то незримое напряжение концентрируется в воздухе: толи предчувствие грозы, намеревающейся нарушить знойное оцепенение лета, то ли предвестие слёз и душевных терзаний.
Ну, а затем вспыхивает свет, и мы видим, наконец, долгожданную достопочтенную нашу Анну Семеновну и Шаафа за карточным столом. «Ф червёх» — торжественно, со смешным акцентом провозглашает плутоватый немец. И из этой фразы выстреливает весь дальнейший сюжет. И надо сказать, неспроста именно с неё. У таких художников, как Тургенев нет ничего случайного. Карточные черви символизируют нежную чувственность и одновременно разрушительную страсть любви.

В состоянии любви или хотя бы влюблённости находятся все персонажи пьесы. Но с большим отрывом лидирует главная героиня помещица Наталья Ислаева. Согласно ремарке автора ей 29 лет. Наталья Петровна, как и любая женщина в этом благословенном возрасте, взвинчена всплеском гормонов и чрезмерным влечением к противоположному полу. Помимо того молодая барыня экзальтированна, мечтательна, наделена воображением и при всём этом изящно и, можно даже сказать, элегантно глупа. («На днях мне одна дама говорила: «Вы не читали „Монте-Кристо“? Ах, прочтите — это прелесть». Я ничего ей не отвечала тогда, а теперь могу ей сказать, что читала и никакой прелести не нашла…) Она по-хозяйски любит мужа Аркадия Сергеича — человека дельного, всегда чем-то занятого. Немножко влюблена в скучного, до раздражения пресного друга семьи Ракитина (как в некую уютную и безмолвную плюшевую игрушку, которая всегда под рукой). И страстно увлечена студентом Беляевым — двадцатиоднолетним репетитором её сына Коленьки. Эдаким юным эталоном мужской красоты и благонравия.

Все вышеперечисленные мужчины в свою очередь любят Наталью Петровну. Барин, как и подобает мужу, спокойно, статно и отстранённо. Ракитин до занудства преданно, униженно и обречённо. Задним умом он понимает, что ему никогда не дождаться взаимности. «Я вас люблю… — говорит ему Наталья Петровна — и это чувство так ясно, так мирно… Оно меня не волнует… я им согрета, но… Вы никогда не заставили меня плакать…» Беляев — любит невинно как благодетельницу, как любит всех людей. А может… и не любит вовсе. Возможно, он любит Верочку (сам об этом не догадываясь и утверждая обратное). Впрочем, до откровенного разговора с Натальей Петровной Беляев вообще не задумывался ни о какой любви. Просто жил беззаботно и безмятежно. Это Наталья Петровна всё придумала от скуки. Сначала она долго терзала Верочку, выпытывая любит ли та Беляева (уморительная сцена, одна из лучших в спектакле). Услышав, после долгих моральных издевательств, невразумительный ответ «не знаю», убедила бедную девочку, что вот это и есть самое прямое доказательство любви. Внушив Верочке любовь к Беляеву, барыня, по законам жанра, тут же приревновала её и отвергла. На этом Наталья Петровна не успокоилась. Выловила в безлюдном месте парка Беляева, с такой же навязчивой пылкостью принялась уверять его, что он-де любит Верочку. Более того, что эта любовь взаимна. Как аргумент разгласила Верочкину «тайну» о любви к нему (умолчав, что сама её девочке навязала). Вконец запутавшийся Беляев категорично отрёкся от юной воспитанницы Натальи Петровны. А после деликатно отрёкся и от Натальи Петровны.

Чтобы этот хитросплетённый господский любовный многоугольник не показался нам слишком простым, Тургенев подкидывает ещё несколько любовных линий. Престарелый помещик Большинцов (а ему, кстати, всего 48 и это вызывает у автора — его ровесника — слёзы отчаяния) сватается к 17-летней Верочке. Уездный лекарь Шпигельский навязчиво набивается в женихи к гувернантке Лизавете Богдановне. Немец Шааф неравнодушен к служанке Кате.
Вся эта (в большей степени надуманная, самовнушённая) любовь; всё это влечение, временами перемешенное с алчностью, выплёскивается и разбрызгивается пастельными красками по всему полотну пьесы. Действие на сцене приобретает зыбкость, лёгкость, полупрозрачность как на картинах Моне.

Даже декорации выполнены несколькими крупными мазками. В центре кусочек сада с двумя мраморными колоннами и несколькими плетёными креслами. В переднем левом углу демонстративно второстепенная, сжатая до маленького интерьерного сгустка гостиная усадьбы Ислаевых. Сверху невесомо колышется тёмный дощатый щит в стиле лофт. То ли небосвод такой тяжёлый и гнетущий, то ли потолок в господском доме или же садовой беседке.

Наталья Петровна незамысловатыми ухищрениями выпытывает у Верочки любовные тайны. «Месяц в деревне» в «Театре Луны на Малой Ордынке».

II.
Недавно я смотрел на Ютубе лекции современного драматурга Николая Коляды о том, как писать пьесы. В одной из них он объясняет студентам, что в хорошей пьесе через каждые 5–6 страниц должно встречаться слово «бл…ь». Для того чтобы встряхнуть зрителя, разбудить. Пришёл, дескать, человек в театр прямо с работы, причастился в буфете стопочкой коньяку, сел в кресло, смотрит действие на сцене, разомлел, и потянуло его ко сну. И тут со сцены пронзительное: «Бл…ь!». Зритель встрепенулся, начал с интересом следить за сюжетом. Но, идёт время… опять клонит в объятья Морфея, реплики артистов всё менее различимы. И вот! Как гром среди ясного неба хлёсткое: «Бл…ь!». Сна как не бывало. Зритель бодр, свеж, с азартом следит за представлением. И это не обязательно должно быть именно слово. Вместо нецензурной лексики можно подобрать эквивалентное по шокирующему эффекту действие. Я вспомнил об этой лекции Коляды, потому что в пьесе Павла Сафонова «Месяц в деревне» тоже очень изобретательно используется подобный приём. Бранных слов, конечно, со сцены никто не произносит (тургеневская классика всё-таки). Но, внезапный, непредвиденный холодный душ, выводящий зрителей из оцепенения, применялся неоднократно. Приведу два момента, которые понравились мне больше всего.

Практически весь первый акт в центре сцены стояло ведро с водой, символизирующее некий освежающий в жаркий летний день колодец, к которому периодически подходили персонажи, чтобы взволнованными дланями совершить таинство омовения. И вдруг натруженный на строительстве плотины хозяин усадьбы, сначала долго и устало плескался у этого ведра и произносил над ним монолог, а потом — хвать его в руку и айда крутить вокруг своей оси! Зрители не то, что проснулись, зрители испуганно ахнули! Мгновенье — и все эти надушенные дорогие наряды будут залиты ключевой водой тургеневской деревни. Мгновенье — и ведро, сойдя со своей орбиты (рука у артиста дрогнула, например, и разомкнулись пальцы), полетело как пушечное ядро на балкон. Хорошо, хоть никто из зрителей не крикнул: «Воздух!». И все по этой команде не полегли на пол. Не знаю кому как, но мне было весело и волнительно. Правда, только после того, как артист вернул реквизит в статичное положение. Спасибо Михаилу Бабичеву за виртуозное исполнение этого неожиданного освежающего трюка!

И второй момент, ещё более зрелищный и ошеломляющий, — это внезапно появившееся на заднем плане сцены огромное огненное колесо Ивана Купалы. Даже у меня, человека не падкого на фейерверки, захватило дух. Этого колеса нет у Тургенева, но оно настолько органично вписалось в действие, что другие постановки по этой пьесе, лишённые указанного завораживающего чуда, будут восприниматься мною уже не так ярко.

И ещё обязательно хочу отметить не столько эффект, реплику или действие, встряхивающее спектакль, придающее ему живость, сколько отдельно взятого актёра, появление которого на сцене сопоставимо с крутящимся непроливающимся ведром или горящим колесом. Это Максим Лебедев в роли Игнатия Ильича Шпигельского. Стоило ему появиться из-за кулис, и зал мгновенно оживал, шевелился, смеялся. Я уже видел ранее игру Максима Лебедева в спектакле «Живой товар» по повести Чехова. И если тогда мне могло показаться, то сейчас я уже точно уверен, что у актёра редкий комедийный дар. Мне кажется, ему достаточно просто молча появиться на сцене и уже от одного его мощнейшего обаяния на душе у зрителей становится тепло и радостно. В спектакле «Месяц в Деревне» Максим Лебедев неотразим.

III.
Неотразима и супруга режиссёра Ольга Ломоносова в роли Натальи Петровны. Завораживает какой-то мистической красотой. Когда она на сцене, очень сложно переводить взгляд на других артистов, можно лишь наблюдать за ними боковым зрением. Слишком красива для этой роли. Возможно, в том числе и поэтому тургеневская комедия превратилась в «Театре Луны» в любовную драму (я намеренно вынес в заголовок этот жанр, чтобы подчеркнуть отличие от первоисточника). Но лично мне драма гораздо более по душе, чем комедия. Хотя, как уже упоминал выше, много классических комедийных фрагментов. Вообще, от комедии Тургенева не стоит ожидать искромётных, но пошловатых шуток в стиле «Comedy Club». Юмор Тургенева утончённый, аристократический. Давайте насладимся фрагментом из пьесы:
«Наталья Петровна. Вера, за тебя сватаются.

Вера. Кто этот жених?
Наталья Петровна. А ты любопытна…»

Ещё я хотел бы отметить и поблагодарить Веронику Лысакову за яркое перевоплощение своей героини (той самой пресловутой Верочки) из наивного подростка в начале спектакля в умудрённую женщину к его финалу. Вообще Верочка и Наталья Петровна сильно видоизменяются во время всего действия. Верочка и духовно, и физиологически трансформируется плавно по нарастающей. Наталья Петровна меняется хаотически, иной раз даже неврастенически от милой романтичной простушки до коварной подловатой эгоистки и обратно.

Готовя эту статью, я случайно узнал, что Павел Сафонов режиссёр и сценограф спектакля «Месяц в деревне», ранее ставил в одном из московских театров (не помню где, да это и не важно) спектакль по роману В. Набокова «Приглашение на казнь». Для меня это священная и любимейшая книга. Я не знаю, какой получился спектакль, к сожалению, не был на нём, но человек, отважившийся вытащить Цинцинната Ц. из темницы на театральную сцену — в моих глазах великий мастер. Возможно, поэтому мне так понравился и этот его спектакль. Не может быть у режиссёра «Приглашения на казнь» проходных работ.

О спектакле месяц в деревне сам Павел Сафонов отзывается как об «акварельном рисунке, где на закате синева неба смешивается с розовым и желтым, переходя в сиреневый…». Я бы добавил к этому, основываясь уже на своих личных умозаключениях, что получился не просто акварельный рисунок, а некая акварельная картина импрессиониста в пастельных тонах, где запечатлены не столько события и люди, сколько впечатления и эмоции от зыбкой выдуманной и невыдуманной любви. Которые трудно понять, трудно объяснить и которые оставляют чувство какой-то недосказанности. Но именно этой недосказанностью и ценно настоящее искусство.

P. S. Спасибо актрисе Ирине Зайцевой и художественному руководителю «Театра Луны на Малой Ордынке» Евгению Владимировичу Герасимову за пригласительный билет!

Фото взяты с официального сайта «Театра Луны».