«А зори здесь тихие…»: баллада о белых кувшинках в «Театре на Малой Ордынке»

I.
После спектакля у меня никак не выходит из головы лиричный мотив его сквозного саундтрека и слова, которые запомнились «кувшинки белые, кувшинки белые…». Я даже проснулся на следующий день с этим мотивом и этими словами в голове.

Вот так — в виде белых кувшинок, и представляет наше поколение этих хрупких героев далёкой уже войны, очевидцев которой практически не осталось. Это для автора повести «А зори здесь тихие…» Бориса Васильева война была жестоким, кровавым, но вполне осязаемым ужасом, из которого он чудом выбрался. Поэтому для него важно было реалистично, но с элементом романтики показать героизм юных зенитчиц. Это для режиссёров первой театральной постановки Юрия Любимова и первой экранизации Станислава Ростоцкого война была драматичной действительностью, которая коснулась и даже покалечила их самих.

 Поэтому понятны их дотошные придирки не только к характерам героинь, но и мелочам в их внешнем облике (по фильму Ростоцкого можно изучать обмундирование и оружие Великой Отечественной войны). Но для нас — их внуков и правнуков — та далёкая война уже стала легендой, преданием, эпосом. Для нас уже не так важен фасон кирзовых сапог или форма погонов, потому что мы всё равно не видели их своими глазами и нам не с чем сравнить. Нам просто важно знать и помнить о трагическом подвиге, потому что он заставляет думать, переживать, сильнее любить свою землю.

Постер спектакля «А зори здесь тихие…» — это отдельный образец искусства. Я редко вставляю в свои материалы постеры. Но тут очень точно передан весь замысел, вся концепция, вся эта белая, чистая, цветочная аура постановки.

Истории об отважных девушках-красноармейцах, рассказанной Борисом Васильевым, и инсценированной впоследствии множество раз, на самом деле не было. Вернее, она была, и описана она довольно правдоподобно, но участниками её являлись мужчины. По признанию самого автора, повесть никак не шла из-под его пера до тех пор, пока мужчин он не заменил девушками. Но это не значит, что произведение «А зори здесь тихие…» — художественный вымысел. 

По самым приблизительным подсчётам на фронтах Великой Отечественной воевало около 300 тысяч женщин. И пять героинь повести — это собирательный образ; всего лишь маленькая капелька из этих 300 тысяч, которые проявили себя не менее героично и жертвенно. И, я уверен, Борис Васильев образ каждой героини писал с какой-то конкретной, реально существовавшей девушки, встреченной им на войне. По крайней мере прототипом Сони Гурвич стала будущая жена писателя Зоря Поляк. Лично я воспринимаю повесть как подлинную историю. Поэтому у меня наворачиваются слёзы не только во время самых драматичных её моментов, но вообще с первых строк. 

У меня слёзы текут даже от вида афиши спектакля «Театра на Малой Ордынке», на которой изображена девичья нежность, воздушность, беззащитность, в обрамлении белых кувшинок. Потому что я знаю, что вся эта красота, всё это белое, трепетное и похожее на цветки чудо будет уничтожено пулями, осколками гранат, клинком немецкого ножа и болотной топью.

II.
В одном из своих интервью режиссёр спектакля «А зори здесь тихие…» Елена Шевалдыкина рассказывала, что перед тем, как приступить к работе над ним перечитала много инсценировок, но ни одна из них её не устроила, и она решила писать сама. В итоге на сцене появилось несколько новых персонажей, а некоторые эпизодические фигуры разрослись чуть ли не до главных героев. Например, Марья Никифоровна — квартирная хозяйка старшины Васкова в книге и снятых по ней фильмах мелькает весьма эпизодически и почти не запоминается. 

В спектакле Елены Шевалдыкиной Марья Никифоровна стала если не одним из главных действующих лиц, то уж точно одним из самых ярких и колоритных. Кстати, я по наивности и чистоте своей душевной всю свою жизнь считал Марью Никифоровну исключительно целомудренной женщиной и поэтому даже немного лишней в повести, поскольку, как мне казалось, она никак не взаимодействует с остальными героями. 

Сколько ни перечитывал произведение и сколько ни смотрел фильм Ростоцкого, ни разу не догадался, что она не просто сдавала Васкову койко-место, она сдавала его в нагрузку с собою. Я как-то представить себе не мог, что комендант разъезда, идейный и партийный человек совершает грехопадение с чужою женой. Хотя, были прямые отсылки к этому факту:
— Нету здесь женщин! — крикнул комендант. Есть бойцы, и есть командиры, понятно? Война идёт, и, покуда она не кончится, все в среднем роде ходить будем…
— То-то у вас до сих пор постелька распахнута, товарищ старшина среднего рода.

Старшина Васков в исполнении Максима Лебедева и сердобольная, обаятельная Марья Никифоровна в исполнении Анастасии Савицкой обрели мимолётное счастье на суровой панцирной солдатской койке.

Но мне казалось, что это просто шутка. Я в сплетни не верил, так же как не верила в них Лиза Бричкина. Помните, как прямолинейно отреагировала она на язвительные пересуды о коменданте и его хозяйке: «Неправда это!» Вот и я, читая повесть, искренне был убеждён — неправда это! И только сейчас — на спектакле меня вдруг осенило, что я, оказывается, так всю жизнь и прожил идеалистом и романтиком. Поэтому, наверное, скромная и простодушная Лиза Бричкина из всех героинь повести мне больше всего близка и понятна.

И всё-таки язык не повернётся назвать Марью Никифоровну порочной. Тем более что в исполнении Анастасии Савицкой она получилась женщиной красивой, дородной, обаятельной, немного комичной и невероятно к себе притягивающей. Что там говорить — будь я комендантом разъезда — сам бы не устоял, несмотря на весь свой врождённый идеализм. Анастасия Савицкая — не просто украшение спектакля, она дала всей этой истории какую-то особую живость, очеловечила не только свою героиню, но и деловитого, простоватого коменданта Васкова; внесла теплоту в солдатскую жизнь всего разъезда, стала как будто бы его центром.

Режиссёр спектакля Елена Шевалдыкина является ещё и актрисой и старшим педагогом детской театральной студии «Маленькая Луна». Поэтому, в отличие от всех виденных мною ранее постановок, только в «Театре на Малой Ордынке» в спектакле задействованы дети — девочки, исполняющие роль дочерей Марьи Никифоровны, сын Васкова и сын Риты Осяниной. Дети придают спектаклю дополнительную живость, подчёркивают контраст между мирной жизнью и войной и придают смысл жертвенному подвигу красноармейцев. Защита детей — она из главных причин, по которой красноармейцы шли в бой, не боясь умирать.

Есть ещё несколько отличительных особенностей спектакля Елены Шевалдыкиной. К моему удивлению спектакль о войне, спектакль, в котором хоть метафорично, но всё же присутствуют сцены боёв, обходится без оружия, причём выглядит его отсутствие вполне гармонично. Отсутствие оружия не то, что не замечается, оно как будто оправдано. И вторая особенность — абсолютно нет немцев. Они где-то фантомно на периферии, как некое невидимое вездесущее зло. И это тоже весьма органично вплетается в действие. Такое ощущение, что присутствие на сцене немцев осквернило бы светлые и чистые образы девушек, ассоциирующихся в спектакле с белыми кувшинками.

III.
Среди всех виденных мною постановок (а поскольку все они откладывают в моей душе свой след, мне вольно или невольно приходится их сравнивать) спектакль в «Театре на Малой Ордынке» наиболее лиричен. Я даже больше скажу: тут показано не столько действие, сколько эмоции, впечатления. Это не столько реалистичный эпизод войны, сколько фантазия в духе импрессионизма и даже отчасти сюрреализма: есть война, но нет оружия; есть враг, но мы его не видим; рушатся города и страны, а перед нами маленькая хрупкая душа отдельно взятого человека; война — это дело мужчин, а воюют и умирают девушки… Действие на сцене — это некий страшный сон коменданта Васкова. Сном спектакль начинается и пробуждением заканчивается. А всё, что внутри — кошмар, которого в реальной жизни как будто бы и быть не может. Но трагедия в том, что реальность намного страшнее сна. Кстати, сон Васкова тоже не совсем обычен, он многоуровневый, в лучших традициях постмодернизма — ему снятся не только героини, но и сны этих героинь, а так же их воспоминания. Васкова в спектакле играет Максим Лебедев — очень обаятельный артист с ярким комедийным талантом. Здесь же он в редкой для себя драматической роли.

Сон Васкова вначале и его пробуждение в конце сопровождаются лирическим танцем белых кувшинок, с обрядными восточнославянскими элементами и той самой пронзительно грустной мелодией, с упоминания которой я начал эту статью. Девушки хрупкие и невесомые словно парят над сценой в простых белых платьях, символизирующих непорочность и подчёркивающих красоту, нежность и уязвимость.

Одним из основных композиторов спектакля является Анастасия Савицкая — всё та же колоритная деревенская солдатка Марья Никифоровна. Музыки и песен в спектакле много. При этом его нельзя назвать мюзиклом или музыкальным спектаклем. Музыка здесь лишь придаёт дополнительную мелодичность и поэтический настрой. Лучше всего (кроме упомянутой ранее песни о белых кувшинках) с сюжетом сочетается исполнение романса Соней Гурвич под аккомпанемент гитары. Вообще, мне показалось, что для маленькой камерной сцены это лучший вариант исполнения песен.

И всё это в совокупности — музыка, танцы, белые одежды, намёки на сон Васкова выделяет спектакль из числа других похожих. А в искусстве индивидуальность — одно из самых ярких проявлений таланта. При всём этом сценография в спектакле предельно минималистична. Все декорации можно пересчитать по пальцам одной руки — четыре подвесных декоративных бревна да легендарная панцирная кровать, арендуемая Васковым.

Артистки «Театра на Малой Ордынке»: Алёна Ажнакина (Лиля Бричкина), Ксения Мишанина (Женя Комелькова), Жанна Сармандеева (Соня Гурвич), Алина Литвинова (Галя Четвертак) и Юлия Головина (Рита Осянина).

VI.
В повести Бориса Васильева есть несколько ярких и запоминающихся эпизодов, которые в тоже время представляют сложность при инсценировке или экранизации. Например, сцена в бане с обнажёнными девушками написана отнюдь не для того, чтобы придать произведению эротичности. Ещё в 1972 году при первой экранизации Ростоцкий убеждал актрис, которые долгое время отказывались сняться обнажёнными, что очень важно показать зрителю, (цитирую) «куда попадают пули». А пули или осколки гранат попадают в лучшее и в тоже время такое хрупкое творение природы — юное женское тело. 

Пули попадают в красивых девушек, которые не должны умирать, они должны давать новую жизнь. С этими сценами всегда были и до сих пор периодически возникают проблемы. Например, из версии Ростоцкого в советском прокате многое вырезали. А в некоторых странах (Китае, например) сцену в бане удаляли полностью. На Ютубе даже сейчас стыдливые, не в меру целомудренные роботы этот эпизод автоматически размывают. И даже о спектакле Елены Шевалдыкиной я слышал отзывы, что он, якобы, излишне эротичен. Но лично я не могу в данном произведении воспринимать обнажённую или полуобнажённую натуру как объект влечения, потому что я знаю, что это художественный приём, что это контраст между жизнью и смертью, между прекрасным и безобразным. 

Я вижу в этом эстетику, но не вижу эротику. Да и какая может быть эротика, если у тебя слёзы в глазах, если ты понимаешь, что вся эта красота буквально через мгновенье будет уничтожена войной.

Сцена в бане — одна из наиболее художественных, наиболее ключевых в спектакле «А зори здесь тихие…»

Сцены в бане показаны в узнаваемой для «Театра на Малой Ордынке» манере. С помощью белых полупрозрачных занавесок, в которые словно бы закутана каждая из девушек. Создаётся ощущение, как будто она находится в облаке пара. Так же это (вольно или невольно) создаёт аллюзию на свадебный наряд. Из всех девушек, которым по сюжету повести от 17 до 22 лет, замужем была только Рита Осянина. На Руси же принято считать рано умерших и не познавших любви и материнства девушек невестами Всевышнего. Существует традиция хоронить их в свадебных платьях. И это тоже один из намёков на трагедию, которая случится совсем скоро.

Ещё мне было интересно, как режиссёр покажет сцену перехода через болото. В спектакле это один из самых ярких и запоминающихся эпизодов. Когда девушки сделали первые шаги по зыбкой топи, на сцену был подан театральный дым. Над болотом как будто бы поднялся туман. И в какой-то момент переход через него превратился в танец белых кувшинок. Кто-то (из тех критиков, кто заметил, что в 1942 году погонов ещё не было) скажет, что так не бывает, что в реальной жизни никто так через болото не переходит, что на болоте не танцуют лирических танцев. Но это ведь это не историческая реконструкция. 

Это театр, это искусство с его неповторимым и волшебным миром. Театр, который даёт не знание истории, а эмоции и переживания.
Темой переживания я и закончу свою статью. Я уже говорил, что слёзы у меня навернулись уже от одного только взгляда на афишу. И весть спектакль глаза были на мокром месте. Но наиболее сильные впечатления вызвала сцена гибели Гали Четвертак в исполнении Алины Литвиновой. Вернее, даже не сама сцена, а последующий танец-воспоминание на втором ярусе сцены за прозрачными занавесками. Такая красивая, такая романтичная и так нелепо погибшая…

Ну, а после этой сцены события развиваются уже таким образом, что слёзы остановить просто невозможно. Очень трагичной получилась гибель Риты Осяниной. У Юлии Головиной, которая её играла, во время прощального диалога с Васковым в глазах блестели слёзы. Я обожаю подобную эмоциональность артистов, их полное вживание в образ. Такие сцены не могут оставить равнодушным. Так что, запасайтесь платками. И помните о подвиге этих хрупких, юных, невинных, похожих на белые кувшинки девушках на самой жестокой, самой страшной в истории человечества войне, в которой они победили.

P. S. Спасибо актрисе Ирине Зайцевой, режиссёру Елене Шевалдыкиной и художественному руководителю «Театра на Малой Ордынке» Евгению Владимировичу Герасимову за пригласительный билет!

Фото взяты с официального сайта «Театра на Малой Ордынке».